хёк смеется и это самое дурацкое, что вообще придумано в его жизни: смех получается вымученный и досадный, словно он насильно заставляет себя выплевывать отголоски радости. радоваться особо нечему — на донхёке отвратительный прикид и это одна из тех штук, которые портят весь день на корню — хотя в общем-то он должен был бы. не каждый день знаменательный.
(на самом деле донхёку немного грустно —)
друзья хлопают его по плечам, когда он вежливо сливается из ситуации: пойду освежусь, мне надо немного охладиться, тут слишком душно — душно больше в моральном плане, потому что оказывается, что взрослая жизнь, наступающая ему на пятки, вовсе не так привлекательна.

тебе же уже восемнадцать, где твой соулмейт?
(донхёку хочется ответить в рифму, но вместо этого он предпочитает делать вид, что все идет по какому-то вымышленному плану, где главное действующее лицо, как ему и положено, несколько опаздывает).
тебе же уже восемнадцать, как планируешь жить дальше?
(ноль идей — одно только острое желание избежать ненужных вопросов и всякого рода ответственности, донхёку слишком мало лет, чтобы знать, как правильно давать ответы на подобного рода загадки. дальше — как-нибудь).

туалетная дверь привычно скрипит, как старый друг, который приветствует тебя в очередной раз.
о, вау, донхёк, кажется, будет по этому скучать.
(ну, когда-нибудь потом, когда станет старым и решит вспомнить школьные годы).

— тут так-то запрещено курить, — сквозь сизый дым спина ли джено корабельный маяк, слишком выделяется в седом тумане, — ну просто говорю, знаешь.

от джено всегда пахнет сигаретами. если есть какая-то стабильность в жизни донхёка, то она заключается именно в этом: в терпком запахе дешевого табака и злости. они друг друга не очень любят.
какая жалость. очевидно, что это какое-то недопонимание — впрочем, хёк бьет в ответ с той же силой, что применяют к нему — но их поздно разрешать, когда вы оба так драматично-нарядны, что не можете вынести весь театр абсурда.
школа-то у них, объективно, так себе.
о каких выпускных идет речь?

взгляд царапает капли, целующие скулы. красиво, ничего не поделать.
— это очень мило, что ты за меня переживаешь. может еще за ручку подержишь, чтобы поддержать образ заботливого бойфренда? можем вместе выйти к пацанам. им понравится.

темная кожа контрастирует с бледным оттенком чужого лица: донхёк с безжалостностью хищника приближается к человеку, от которого его в лучшем случае слегка подташнивает, чтобы подцепить на крючок как рыбку.
джено очень не любит, когда они соприкасаются — донхёк очень любит делать все, чтобы на лице джено проступило отвращение.
идеальный дуэт двух ненавидящих друг друга идиотов.

кажется, суджи говорила ему, что с джено стоит просто поговорить, чтобы разрешить этот странный конфликт.
но кому нужны простые решения?
— эй, не хочешь нормально попрощаться со мной? я ведь даже не прошу от тебя поцелуев! мог бы сделать вид, что будешь скучать. не будь таким трагичным, джено, — кончик пальца касается оставшихся на висках капель, чтобы осторожно их стереть.

ничего необычного.
[indent] просто почему-то
[indent]  [indent]  именно в этот момент ли донхёка
[indent]  [indent]  [indent]  [indent] прошибает холодным потом.

в этом весь джено: в злом и разъедающем безразличии. донхёка всегда цепляли эти взгляды, непонятные по своему происхождению, но обжигающе горячие — вместо роз пули. он никогда не думал, что они смогут найти общий язык.
если честно, он никогда не думал, что они вообще смогут с джено разговаривать. это быстро превратилось в шутку, в колкую и язвительную насмешку над ними обоими: им было так отвратительно вместе, что донхёк не мог упустить возможности подколоть. за каждый болезненный взгляд — вызов в лицо, медленный яд, ранящий их. вместе.

почему ты, черт возьми, так ко мне относишься?
раз за разом, встреча за встречей, почему, ли джено? в чем причина?

— я был бы лучшим бойфрендом для тебя, чем ты думаешь. девчонки говорят, что мы друг другу подходим.

это стало привычкой. чем-то, без чего уже невозможно жить, чем-то естественным также, как дышать — иногда донхёку казалось, что под всеми шутками неприкрытая и отвратительная правда.
в сущности, он действительно был бы ему классным бойфрендом.

— а я вот буду скучать. тебе назло.

как минимум потому, что ли донхёк классно целуется.
как максимум потому, что ли джено действительно...

— что?...

почему ты, черт возьми?
прикосновение к коже отзывается в донхёке болью гораздо большей чем вспоротое чужими не прошенными чувствами сознание. все совсем не так.
дыхание целует губы.

— джено, я...

не смотри. закрой глаза, донхёк.
(он это чувствует без лишних опознавательных знаков, находит это внутри себя — горящую метку и трепетно бьющееся сердце, четкую уверенность в том, что кому-то предназначен и монументальное, пугающее спокойствие — ты действительно идеально ему подходишь).

хуже всего вовсе не это.
хуже всего мятный вкус, запах кожи, дрожащее прикосновение — хёк отводит взгляд, стараясь сделать все, лишь бы не думать. лишь бы не вспоминать ту больную, почти навязчивую идею —
[indent]  целовать джено все равно, что подписывать себе смертный приговор,
[indent]  [indent] он просто не может тебе нравиться. он не должен тебе нравиться.

делай что угодно, просто заставь его вернуть дистанцию.

донхёк знает себя отвратительно хорошо: это темное, свернувшееся змеей чувство, иной раз разрывающее грудину, должно быть похоронено там же, где похоронены их хорошие отношения. где похоронено их возможно — они отравлены друг другом и это хороший повод для того, чтобы вновь и вновь стуком сердца доносить до себя простую истину:
[indent]  [indent]  [indent] из всех ты должен выбрать кого-то другого.

— а ты говорил, что я недостаточно хорош для тебя.

а ты отказывался от меня десятки и сотни раз. но знаешь что, ли джено?

теплая ладонь, накрывающая подбородок, очень красиво контрастирует с темной и слегка влажной кожей — донхёк сжимает запястье и стальные тросы их связи натягиваются тетивой — губы находят сердцевину, чтобы оставить там поцелуй — кусачий, с легкой игривостью на конце, когда кончик языка собирает солоноватый привкус кожи.

я стану худшим из твоих кошмаров.
там, где встречаются их взгляды, в донхёке распускаются цветы.

— а теперь я и в самом деле, твой.
только он так и не знает, как называется это чувство.

донхёк не знает, в какой момент это началось: тогда, когда джено вспыхнул, словно спичка, или в тот момент, когда они пересеклись взглядами и донхёк вмиг истлел до самой души — так или иначе, это ведь было сладкой
[indent]  [indent]  [indent]  [indent] ненавистью — гремучей смесью восхищения и отторжения, тягучим желанием и осознанным отстранением. донхёк всегда целился наверняка —
чтобы стереть в пыль их обоих.

— я ненавижу тебя намного сильнее.
также сильно, как твои губы впиваются в этот рот — тихое шипение выдает недовольство — язык проходится по влажным губам, чтобы зацепить, выбив воздух. донхёку нравится не дышать, потому что джено дышит за них двоих: пальцы пробираются к сердцу, чтобы выцарапать там дыру —

— я связан с тобой на всю жизнь.
приговор.

донхёк улыбается, складывая ладони в надежный замок за чужой спиной: выхода нет, есть кандалы на вывернутых лодыжках.
так странно находить в нем то, что видел когда-то в себе.
так — хорошо. ронять стоны, чувствуя за спиной холодную твердь бетона, ощущать кипение крови — у них сейчас одна на двоих, похожая на такую густую патоку, что еще немного и они станут единым целым, вплавленными друг в друга частями изломанного механизма. ли джено ненавидит ли донхёка, но под этой ненавистью язык, проходящий лезвием по шее — донхёк задыхается, впервые чувствуя в с е
за двоих.

пальцы путаются в волосах. направление злости — проступающие ключицы — тонкая грань помешательства. ты принадлежишь мне точно также, как я — тебе. самое драгоценное сокровище. в руках донхёка прячется целый мир — ладони гладят затылок, опускаясь ниже, чтобы зафиксироваться на плечах.
под пальцами ходят мышцы.

дойти
до
конца
чтобы никогда не вернуться к тому, с чего они начинали —
— я думал, у тебя немного другие предпочтения, — донхёк смеется над ними, но на самом деле смеется над самим собой — его вожделение в осязаемой форме оставляет по горлу следы поцелуев, словно затягивает поводок. если бы он мог, он никогда бы не прекращал: каждую секунду посвятил бы тому, чтобы узнать, как горячо может дышать ли джено и как невыносимо он может стонать его имя, — но если хочешь знать, я совсем не против. показать, как я умею работать ртом?

это отвратительно, донхёк знает.
настолько отвратительно, что пожалуй джено прав, выдавливая из себя каждое язвительное слово — донхёка тошнит — но правда намного хуже:
пути назад не будет. должен ли он допустить еще больше ненависти в переполненную ею связь?

ответ на поверхности перекатывается ощущением сигаретного дыма и боли.
губы саднит.

хотя бы один из нас должен осознавать, к чему мы придем.

— если хорошо попросишь, я могу и не только им.

я могу рабитым возле твоих ног сердцем, над которым сейчас
я должен произнести панихиду.