это похоже на метание ножей: в первый раз — всегда мимо, — глаза вылавливают в толпе на перемене знакомую копну пшеничных волос, рука затаскивает в туалет почти силой, — под пальцами бьется чужой бешенный пульс, когда указательный, словно невзначай, проходится по тонкому браслету на запястье. джемин смеется, ловит пару точных ударов по ребрам, ослабляет хватку и отпускает жертву на очередной урок, где с дальней парты его будут пилить раздраженным взглядом. между лопаток ощущается острие чужого недоумения, и джемин не против об него порезаться.

второй раз приходится аккурат по левому плечу, — лезвие проходит вскользь, задевая ткань толстовки, горящую под ней кожу и что-то в его душе. задевает так, что последующие часы он погружается в собственные мысли, как в кисель: теплая шея в сантиметре от губ, запах новых карандашей и нечитаемый взгляд напротив. джемин прокручивает в голове фразы, брошенные в воздух вопросами без ответов, — «что ты пристал ко мне? отвали», — и пытается расшифровать то, что кроется под пеленой чужой показательной злости.

он бы и сам хотел это знать: почему раз за разом выискивает по коридорам тот серый рюкзак с одним-единственным дурацким значком, почему ждет пар по теории искусства больше, чем возможности дебютировать, почему порция грубости в его сторону стала важнее, чем общественное мнение? «эй, смотри, эти идиоты опять сейчас подерутся», но, правда в том, что дерутся они на словах.

знакомьтесь, — это хуан ренджун: у него на парте всегда идеальный порядок, а в действиях — сплошной каламбур; джемин подсаживается к нему на второй паре, пальцами тянется к серой папке, за что получает пинок по ноге и шипение на ухо «убери свои грязные руки от моих вещей». вообще-то, руки у джемина почти всегда чистые, — если, конечно, он не провел очередную ночь в студии, в тщетных попытках выместить на холсте чувство собственной беспомощности, что никогда не проходит, лишь в змеиный клубок сворачивается где-то на дне, чтобы, в подходящий момент, поднять голову и укусить побольнее (прямо в висок).

не будь таким занудой,  — его агрессию джемин встречает с улыбкой, несвойственным ему терпением, пододвигает тетрадь поближе и пишет что-то вроде «ренджун — вредный попугай» на краю листка. так, чтобы соседу было видно, — щипок под ребром становится ощутимым, — джемин картинно потирает бок, краем глаза замечая, как на мгновение, поднялся уголок чужих губ. и этого становится достаточно, чтобы змея внутри утихла вновь.

на третий раз ренджун метает нож прицельно в сердце; спотыкается о чужую заботливо выставленную ногу, но знакомства с полом так и не случается: джемин подхватывает его прежде, чем тот успевает возразить, ударить снова, словами укусить. сквозь злость, бессилие и неприязнь, в его глазах он считывает благодарность, чтоб позже к шкафчикам его прижать и снова ощутить тот запах карандашей, мятный шампунь и боль от острых пальцев на своих руках.

такую сильную, что хочется еще, — джемин касается чужой цепочки на тонкой шее, наматывает вокруг пальца и тянет на себя, — ренджуна ближе, к сердцу, так чтобы лезвие вошло на всю длину и до костей достало. в трех сантиметрах от его так и не вырвавшегося возмущения, их взгляды застревают в точке невозврата, чтоб больше никогда не разорвать связующую нить.

— если член, то только твой. и мне нужен эскиз с оригинала.

бросаться фразами, — по-прежнему метать ножи: ренджун — как загнанный зверек, что в клетке с тигром оказался в роли перекуса. джемин бы с радостью его сожрал, и начал бы, конечно, с пальцев, что так неловко протирают инструмент, — неспешный круг по мастерской и стол, что просто создан для спины и для его локтей, — облокотиться, опрокинув на пол уже знакомую потрепанную папку.

— ох, черт, прости.

прости, но мне не жаль, — с разбросанных листов он ловит свой же взгляд, — такой живой, каким он сам никогда не был в действительности, — слова застревают во рту, пока пальцы на автомате подбирают с пола рисунки собственного портрета, — карандашные наброски редких эмоций, что он позволял видеть только ренджуну.

только ренджуну он мог улыбаться так искренне, ловя ответную ухмылку, что в пору бы в ладонь поймать, чтобы в нагрудный положить карман, — туда, где сердце бьется чаще, туда, куда метнул кинжал хуан ренджун. второй портрет сквозит задумчивостью, такой, что лишь украдкой, на уроке, — грифельная прядь чуть прикрывает напряженный лоб, нежной линией соскальзывая к подбородку, — где ренджун обязан оставить поцелуй хотя бы кончиком карандаша.

— я.. это так красиво?.. меня никто никогда не рисовал..
(никто никогда не видел меня таким).

таким беззащитным, — душа обнаженная, почти полностью обглоданная, — голодных собак в мире больше, чем мяса на его костях, — ренджун в своих рисунках подмечает больше, чем на джемин в состоянии кому-либо показать, — больше, чем в состоянии сам выдержать и в пропасть не сорваться, — только не в очередной раз. не тогда, когда взгляд напротив обнажается в ответ, — тайное между ними слишком быстро становится правдой. и вся правда в том, что джемин уже полностью в нем.

— я тоже рисую, в основном красками, правда. у меня есть своя студия на соседней улице, если хочешь, я мог бы тебе показать?..

( если хочешь, я мог бы стать для тебя всем, — капризной музой, тенью, что следует по пятам, твоим лучшим другом, — таким, о котором обычно родителям не рассказывают, — если захочешь, я стану для тебя треком, что на повторе в наушниках каждый день, пока на учебу в тесном автобусе, — я бы стал для тебя тем, кем ты быть для меня точно не захочешь. )

джемин складывает листы обратно в папку, аккуратно, так трепетно, как мог касаться только чужого лица в тесной университетской кладовой, скользит взглядом по ренджуну, что как натянутая струна, — чуть потяни и порвется, пополам треснет, — рука привычно тянется к нему, чтобы невесомым движением убрать свисающую прядь за ухо — в этом движении вся острая невысказанная нежность, — джемин хотел бы вслух, но..

— но сначала ты набьешь мне свой член на лбу.

..но между ними вслух — это слишком сложно.
[ava]https://forumupload.ru/uploads/001b/2a/65/3/622027.png[/ava]
[NIC]jaemin[/NIC]

ответы ренджуна почти сбивают дыхание с размеренного ритма (если джемин рядом с ним вообще в состоянии дышать), теплой нежностью проходят по кончикам пальцев, тонких, как та самая связь, только что образовавшаяся между ними. почти незримая, солнечными лучами протыкающая самое сердце, чтобы джемин мог взрастить в нем очередную надежду.

надежду не быть отвергнутым, не делить свое сухое одиночество пополам с красками на полотне, — там, где по толстой бумаге проходится кисть, джемин оставляет частицу себя. ренджун всегда держит его на расстоянии, — расстоянии одной колкой шутки, одного выдоха в острую ключицу, лезвия ножа и фразы, что вслух им никогда не произнести. ренджун держит, а джемин подыгрывает, кружит рядом, но не подходит ближе, чем они оба в состоянии вынести.

ближе не случившегося поцелуя, — пальцы джемина на оголенной коже, на внутренней стороне локтя и вокруг талии смотрятся лучше, чем его собственное лицо в чужих рисунках. лучше, потому что не нужно говорить вслух: недосказанности не существует, когда за них обоих говорят касания, — руки ренджуна, цепляющиеся за край его футболки, когда настойчивые губы проходятся в сантиметре от скул в очередной раз, — громче любых слов. и это именно та тишина, которую джемин готов слушать вечность.

— если на лоб не влезет, — сможешь продолжить выше, — в кресло садиться совершенно не хочется, — хочется ренджуна снова ближе, почувствовать эту нить, что между ними натянулась и цепляется за острие чужого взгляда, направленного не на него, — а деньги... ради такого дела — заработаю.

только назови цену, — цену твоего внимания, что измеряется не деньгами, а чем-то гораздо более важным, — тем, что отпечаталось линиями на листе бумаги, в застывшей в грифеле улыбке джемина, в случайных прикосновениях к телу, — прямо как сейчас; нана вздрагивает, машинально касаясь места, где чужие пальцы оставили невесомый поцелуй, — так вот какого это, ощущать себя слабым.

беспомощным и пугливым, — ему хочется взять чужую руку в свою, пальцами переплетаясь, словно линии на шершавых ладонях. отчего-то внутри, — страшно: страшно, что надломится что-то важное, обнажится то, что годами скрывал так тщательно; страшно, что ренджун не поймет, в лицо рассмеется и порвет эту нить, — единственный луч солнца для джемина там, где он полностью слеп. нана всматривается в холодную темноту и цепляется за свет чужих глаз.

— если предназначение языка — не разговоры, то что, по-твоему, ты хочешь, чтобы я им сделал?..

дурацкие шутки между ними ощущаются броней: пока джемин способен чушью подменять правду, он чувствует себя защищенным.

— впрочем, не отвечай. я заранее согласен.

на всё, что ты захочешь предложить. джемин слегка прикрывает веки, изучая изгиб чужих ресниц, пока прохладная плёнка касается тела там, где минуту назад от ренджуна исходил электрический разряд. он бы хотел почувствовать это снова, — кожа к коже, ни миллиметра между ними, — одна оголённая правда, что рвется наружу даже сквозь толщу шутливых перепалок, прячется между строк очевидной острой потребностью.

— там, где было больно, мама, обычно, целовала.

обычно — в сердце, — там у джемина болело сильнее всего, когда очередная насмешка летела в спину осколочной гранатой. он зубы стискивал, из плоти вытаскивая острые куски, в очередной раз ощущая злость, разочарование и последние покидающие его силы, что ледяной коркой обжигали кончики пальцев, отчаянно сжимающих женскую ладонь.

— иногда я провожу арт-терапию, — голос просаживается до хрипа, когда холодная игла касается кожи впервые, — ему страшно, но вовсе не из-за тату. выворачивать душу — словно смотреть в зеркало, только вместо своих глаз — чужие, — знаешь, есть множество людей с.. особенностями здоровья, и порой им необходимы не совсем стандартные методы лечения.

кожу под иглой словно пчела кусает, но сердечную мышцу сдавливает сильнее, — джемин рассказывает о тех, чьи кисти оставляли на полотнах его студии пёстрые следы (внутри — глубоким шрамом оставались). о собственном недуге он не способен говорить, поэтому в моменте затихает, позволяя размеренному жужжанию машинки разделять пространство вокруг них на «до» и «после».

— тебя интересует только мастер-класс по краскам или я еще чем-нибудь могу быть тебе полезен? у меня много талантов.

говорить правду вслух слишком сложно, — проще снова улыбаться, придумывая очередные дурацкие провокации, на которые ренджун обязательно поведется. не потому что не видит их, а потому что хочет вестись и быть ведомым в этой глупой игре, что давно уже вышла за пределы допустимого. только вот ренджун еще не понял, что ведет из них двоих — он, а джемин за ним тянется, вслепую за него цепляется, словно утопающий щенок. в этой игре победителей нет, одни проигравшие, но даже если бы он знал исход заранее,
        [indent] то
[indent]  [indent] всё равно
[indent]  [indent]  [indent] поставил бы
[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent] на всё.
[ava]https://forumupload.ru/uploads/001b/2a/65/3/622027.png[/ava]
[NIC]jaemin[/NIC]

поиграй со мною в салки, поиграй, — голоса в голове ведут немой отсчет, — рулетка крутится, чтобы, в конечном итоге, спустить курок, — но между ними всегда случаются осечки. пальцами вдоль вен на запястьях, — рисуют невидимый чужому глазу узор, но только они вдвоем знают, что на самом деле там изображено, — бесконечная игра в кошки-мышки.

в невесомых касаниях – сняты все двери с петель, под футболкой горит, но вовсе не татуировка: там, где касались его чужие губы, — влажно и горячо, напускная бравада сходит с его лица по одному щелчку убранной в ящик иглы, и джемин впервые теряется.

теряется в звуках собственного имени, — из его уст оно звучит тихо, но так правильно. ему хочется: чужой рот в непростительной близости от своего, кончиком языка коснуться зубов и огладить гласные, что рвутся наружу почти что мольбой, самой сокровенной молитвой.

сохрани меня для себя.

запиши на подкорку сознания, рваными линиями моего бьющегося сумасшедшего сердца, — пульс подскакивает от каждого случайного пересечения взглядов, — их общие качели набирают обороты.

их общие качели могли бы достать до солнца, — три полных оборота и мёртвая петля на выходе; мёртвая, потому что столкновение на такой скорости станет фатальным, — игра близится к финалу и кости летят по столу.

джемину всегда выпадает единица.

единственный шанс попасть на сцену, единственный шанс избавиться от слепых пятен в глазах (джемин смотрит на ренджуна – его образ перед глазами, как никогда, четкий), единственный шанс протянуть руку и коснуться чужого лица. из-под длинной челки у ренджуна во взгляде мучительный вопрос, — джемин смотрит на ренджуна и видит свое отражение.

«мне тоже – страшно».

страшно свой глупый орган в твои ладони вручить, — береги меня так, словно без этого небо на нас обрушится, гневом прольется на землю дождем изо льда — береги меня больше, чем самого себя, ведь без этого я погибну (удавка виднеется вокруг шеи) и камнем тяжелым пойду ко дну.

согласие ренджуна звучит словно на одном из тех забытых языков, — смысла не разобрать, но что-то о вечном, — таком, что у джемина пальцы на ногах поджимаются от предвкушения, — ключ в замочной скважине поворачивается трижды прежде, чем кривая пульса уйдет вверх.

— считаешь меня страшным?..

наружу рвется: мое самое главное сокровище – ты. нана их общие воспоминания хранит за пазухой (поближе к сердцу), — такая редкая улыбка на красивом лице, касание к плечу, сбившееся дыхание, — между ними стена из недосказанностей превращается в подтаявший пластилин, — джемин из нее лепит что-то похожее на признание: пальцами по тонкому запястью, едва касаясь кожи, — читай между строк — « я тебя люблю ».

люблю, но никогда не признаюсь вслух, — это страшно, почти больно, — чужое доверие дороже золота, и джемин боится его спугнуть. чем ближе к сердцу, тем гуще дебри сомнений – но образ хуан ренджуна, по-прежнему, самый четкий вокруг.

— я действительно бережно охраняю свои сокровища, ренджун.

настолько бережно, что не сломать, меня не сломить, — их общие чувства – хрупкий фарфор, джемин тянет ладонь к открытым краскам на столе, пачкая ладонь в зеленом; две линии на пустом полотне, — две линии, что никогда не пересекутся, если их не свести вместе, — джемин скрещивает пальцы, позволяя в это мгновение их путям сойтись.

— попробуешь тоже?.. смотри.

сердце невольно вздрагивает, когда он касается чужих пальцев, — джемин на секунду сплетает руки (души сплетает), окуная ладонь (такая крошечная в сравнении с его собственной) в небесно-голубой. аквамарин на кончиках смотрится растаявшим мороженным, — джемин за хрупкое запястье руку тянет к мольберту, позволяя ренджуну оставить свой след.

такой, какой ты оставил в моей душе, — натянутой струной из вен у гладкого склона шеи, — джемин ведет носом в сантиметре от собственной гибели, ощущая грудью острие чужих лопаток там, где у него находится сердце. игра вновь набирает оборот, когда ладонь ренджуна у мольберта делает резкий непроизвольный рывок.

— смотри, ты испортил рисунок. может, тебе стоит сменить полотно?..

например, на мое тело. неровными мазками по худым плечам, — джемин пальцами проводит по острию чужих скул, оставляя там мятный «поцелуй» и задушенный стон, что никогда не будет озвучен. хуан ренджун – его клеймо на тонкой коже, глубокий рубец на сердечной мышце, — кровоточит, если не пытаться лечить, но у джемина таблетка только одна – чужую припухлую губу под собственный язык и его имя на выдохе.

— ренджун.

краска на бледном полотне тела выглядит ярким пятном, — джемин фиксируется на нем взглядом, — во рту зудит от желания прикоснуться языком, на вкус попробовать. но джемину нельзя, — пальцы в последний раз проходятся по шее, оставляя горький привкус незаконченного. впрочем, между ними так всегда.

— не переживай, краска легко снимается растворителем, — небрежный жест куда-то в сторону стола, пока джемин смешивает кисточкой цвета в палитре, пряча глаза от чужого взгляда, что острым гвоздем прямо в спину, — напряжение между ними словно капроновая нить, — и нана, как пёс, — чувствует его загривком.

— я часто провожу время здесь. помогает собраться мыслями и успокоиться.

но успокоиться у джемина не получается, — рука подрагивает над полотном, стряхивая алую каплю на шершавую поверхность бумаги, — нана следит за ней почти неотрывно, поддевая её краем ногтя на середине, — приближение ренджуна ощущается острее, чем кончик кисточки, что окунается в охровые оттенки, -

в голове громкий рокот цикад прокручивает его последнюю песню.
(я играю со вселенною в салки
и теперь я вожу).
[ava]https://forumupload.ru/uploads/001b/2a/65/3/622027.png[/ava]
[NIC]jaemin[/NIC]